"Долгий-долгий путь домой"

Истории написанные автором Crazzy_pingvin попадают под действие закона об авторском праве. То есть истории запрещено копировать и использовать в коммерческих целях без соответствующего акта передачи или временного использования прав на произведения. Автор отдельно замечает, что разрешает использовать имена его персонажей другими людьми, только если они будут использованы для игровых персонажей игры "Космическая станция 14" на проекте Corvax и не будут нарушать логики прописанного автором персонажа. Автор отмечает, что самостоятельно и добровольно предоставил проекту Corvax право на демонстрацию материалов в публичном доступе, но оставляет за собой право на использование, распространение и редактирование материалов. Автор отдельно отмечает, что все совпадения имён персонажей с именами игровых персонажей других людей, а так же с именами реальных людей, равно как и совпадение любых названий с другими названиями носят абсолютно случайный характер.

Долгий-Долгий путь домой

Я помню, как это было. Мне тогда было двадцать пять. Вроде взрослый, а вроде пацан. Я уже семь лет тогда воевал, а сама война шла уже двадцать два года. Чёрт… я и до меня парни… мы росли в ощущении бесконечности войны. И когда мне стукнуло восемнадцать, я прекрасно понимал за что хочу воевать. Пошёл в армию, обучился и пошёл.

Вообще, нельзя сказать, что я прям ненавидел ОПЗ. Просто… просто школьные примеры хорошо показывали, чем наш социалистический срой, который в перспективе способен привести нас к коммунизму, лучше, нежели вот это подгнивающее местами нечто в ОПЗ. Нечто подгнивающее с головы. Так что я воевал не против ОПЗ, а за своих. За тех, что хотел отделиться и провозгласить существование нового, более правильного, на мой взгляд, государства.

Я вообще во флот сначала пошёл. Этакая детская мечта быть капитаном судна, летать на нём, отдавать приказы. Начал понятное дело с обслуги орудия. Отслужил два года и перевёлся в планетарные силы. Не моё это было. Не чувствовал я той ярости сражения за наши идеалы. Нет, было очень жарко и сурово… но не то. В планетарке меня подучили и послали на фронт, как пополнение в самые горячие точки. Я там ещё два года провёл. Тяжело было, много опыта приобрёл. Товарищей много потерял. Но а потом за заслуги перевели меня в специальный полк. Выполнял особые войсковые операции он. И отправили на с в тыл ОПЗ для крупной диверсии на одной важной производственной планете.

Представляете больше тысячи человек закинуть почти на другой конец изведанной галактики? Ну хорошо… не буду пугать, как старых баб. «Больше тысячи» звучит, конечно, впечатляюще. На деле нас было тысяча пятьдесят два. Перебросили нас успешно. Мы уничтожили все фабрики и заводы, которые должны были уничтожить. Эвакуировались хорошо. Потери минимальны были. А лететь нам предстояло на территорию СНК. Ну так они себя называли. Они начали войну за отделение от ОПЗ раньше нас. Ещё толком не было понятно, какую идеологию или строй они у себя создадут, но наше управление решило заключить с ними пару договоров. Вот мы и отправились к ним. Помогать. Шутка ли, целый полк отличных бойцов.

Три года мы провели на фронтах СНК. Снабжение нам по договору давали, а вот пополнения не было. Через три года нас уже и полной сотни не набиралось. Можно сказать. Что мы ещё везунчики. Хотя везение – это идеализм. Везения не бывает. Просто отличная выучка и опыт.

И вот… война кончилась. Мы образовали новое социалистическое государство. Союз Советский Социалистических Планет! Звучит! Да… Хорошее название. Мирный договор с ОПЗ подписали. Всем частям и соединениям было приказано вернуться в СССП. По договору СССП предоставляло транспорт частям ОПЗ, чтобы те покинули наши суверенные границы, а ОПЗ готово было предоставить транспорт солдатам СССП, чтобы те вернулись домой. Представляете! С оружием в руках, в форме и с регалиями воинских формирований. Не просто мирный договор, а буквально уважительное пожимание рук. Почти сказка. Почти. Ведь наша, с вашего позволения, рота была не на территории ОПЗ… мы всё ещё были в СНК.

Я помню это странное ощущение… мы сидели в бункерной базе. Человек триста сидело. Приходят наш майор и политрук и говорят, что война для нас закончилась. Что мы можем вернуться домой. И сначала все радуются. Шум, гам крики счастья! А потом… майор уточняет, что для СССП война закончилась. А солдат СССП, нас, меньше сотни, а ещё двести — это бойцы СНК, с которыми мы вместе несли службу. И их будто в воду опустили. Им ещё воевать и воевать. Помни, как нам приказали собрать вещи, покинуть позиции и улетать. Как непонимающе и грустно смотрели на нас товарищи из армии СНК. Мы пожимали им руки. Чёрт… двести рукопожатий. Даже обнимались с некоторыми. И мы ушли. Потом на нас орал их полковник. Ещё бы. Важнейшее направление. Удерживаем позиции. А тут сотня лучших солдат просто уходит. А что поделать? Не его же солдаты.

Нам не давали грузовики, чтобы переехать в космопорт. Пришлось идти пешком. А ведь тогда на планете была зима. Зама… война… сильный пронизывающий до костей ветер. А дорога была очень долгой. Мы шли и шли. Грелись у костров. Некоторые из наших заболевали. Мы брали их вещи и помогали им идти. Помню, как все после разведения костров ставили палки с поперечинами и начинали сушить на них носки. Прекрасное чувство, когда надеваешь сухие и горячие носки. Да… это было лучше всего. Собственно, потому что больше ничего хорошего и не было в тот момент. Дорога, по которой мы шли, обстреливалась артиллерией ОПЗ всякий раз, когда там проезжала техника. А потому для снабжения артиллерию сначала подавляли воздушные силы, но ОПЗ укрепило свои силы ПВО, налёты СНК временно прекратились, как и снабжение грузовиками. Так что не было и попутных машин, чтобы на них доехать. А пара дней вообще стали апофеозом тяжести пути. Я тогда понял. Что ненавижу планеты с преимущественно зимним климатом. Нет, то есть и жаркие я не люблю, но на них хотя бы не случается ситуация, когда просыпаешься в походной палатке, которая рухнула под тяжестью снега. И когда ты выбираешься, то понимаешь, что завалило всю округу почти до пояса. А местами и выше. Раньше с такими ситуациями нам помогали уборочные машины, но… артиллерия же, понимаете? Благо мы уже знали, что такие области сугробов были на этой планете локальными. Хотя и пару километров радиусом обычно. И вот километра три мы шли, разгребая снег руками, длинной цепью. Передний расчищал снег, а последующие расширяли проход. Часто сменялись. Работа адская. Но зато согревались. Говорят же, что дрова греют трижды: когда рубишь, когда несёшь и когда сжигаешь. Вот тут так же. А проблема ещё была в том, чтобы сохранить оружие в сухости. И чтобы стволы не забивались снегом. Пару дней думали, как этого избежать, а потом командир второго взвода нацепил на винтовку носок. Так что к концу третьего дня, кто обмотал винтовки да автоматы тканью, кто носки нацепил, приспособились. Короче. Не, майор в восторге не был. «Не рота, а сборище мусорщиков», - он сказал. Но снять всё это не приказал. Всё же лучше стараться быстро это всё снимать, если попадём в бой, чем если оружие вообще перестанет работать.

Космопорт воспринимался, как начало финишной прямой. Дескать, мы до него доберёмся и всё. Домой. Это даже не сколько надежда, сколько… желание? Да, просто желание, чтобы хоть что-то пошло хорошо.

Космопорт был частично разрешен последней атакой ОПЗ. Туда-сюда сновали шаттлы с материалами и снаряжением для ремонта и возведения новых построек. Они возили грузы с соседней планеты, которая большей часть была под контролем сил СНК. Было тяжело, но майору удалось уговорить пилота достаточно большого, чтобы нас всех вместить, транспорта принять нас на бор и перевести на соседнюю планету. Пришлось сильно потесниться, но нам было не привыкать. В тесноте да не в обиде.

Долетели достаточно быстро, без происшествий. Но на том конце нас сперва приняли за дезертиров, которые таким образом решили покинуть фронт. Признаться, было у нас такое ощущение, но политрук поддерживал в нас дух и правильное настроение. А вообще, ситуация сложилась непростая. Представьте… погрузочный терминал. Мы засели за ящиками, кранами и штабелями материалов, а нас хотят арестовать. И майор пытается вдолбить в мозг местному командирчику, что мы солдаты вообще другой страны. Мы так несколько часов сидели наготове. И знаете что? Этот командирчик поставил вокруг терминала оцепление, а сам направился выяснять, откуда тут войска СССП. А мы сидели внутри. Несколько дней. Терминал погрузочный, скажем прямо, тоже не самоё тёплое на свете место. Но костры в нём жечь нельзя было. Кутались в шинели и одеяла. Спали кучей. Грели консервы на маленьких походных печках. И когда еда начала заканчиваться, оцепление наконец-то сняли. Они там разобрались что к чему. Выдали нам еды в дорогу и даже шаттл до соседнего сектора. Всего лишь. Даже не извинились. Но и ладно. Хрен с ними.

Нам дали хороший транспортный корабль. В целом обычный для пехоты. Но он был куда лучше, чем многие другие, что я видел. Рассчитан был на полторы сотни людей. А нас не было и полной сотни, а потому кто-то даже лёг на сиденья. Правда он не был предназначен для дальних перелётов, а потому спали сидя. И пришлось организовать импровизированную кухню. И медпункт. Было, конечно, жаль, что нас не смогут довезти до дома. И даже до границы с ОПЗ. Но мы хотя бы летели в том направлении. Когда пересекли границу сектора, нужно было перед пунктом назначения залететь в одну окраинную систему, чтобы заправить транспортник. Там находилось несколько крупных заправочных баз для военных целей СНК. Собственно, потому флот ОПЗ туда и нацелился. Я тогда очень пожалел, что не остался во флоте. Будь я во флоте, то под рукой была бы какая-нибудь пушка, дабы отстреливаться, а на нашей лоханке даже пулемётов не было. Не самые приятные мгновения моей жизни. Помню, как по нам начали стрелять. Как рубку управления снесло нахрен. Потом корабль начал трещать, а нас захватило гравитационное поле ближайшей планеты. Мы начали падать, а нам в догонку послали несколько ракет. Всё протекало так быстро! Но так… медленно… Не знаю даже, как и сказать. Было очень-очень страшно. Крики, паника. Бывалые ветераны шёпотом прощались с родителями и друзьями или криком молили вселенную не отнимать их жизнь. Было тяжело. Я помню, как у меня были стиснуты зубы. Так сильно, что болела челюсть и сами зубы, и даже мышцы. Я схватился за поручни так, что руки побелели, пристегнулся к креслу не только своими, но и соседними ремнями, стиснул зубы и зажмурился. Очень страшно было. Мне кажется, у меня из глас текли слёзы… хотя… Короче, я отключился. А очнулся уже после падения.

Чтож… можно благодарить инженеров СНК за то, что мы выжили. Хотя нас осталось шестьдесят. Пятьдесят восемь, если быть точным. Майор погиб. Политрук тоже. Да все офицеры погибли, кроме командира моего взвода. Признаться, я не знаю, что бы делал на его месте. Мы были ослаблены. Многие из нас получили раны и травмы. Кто-то был всё ещё болен. Большая часть снаряжения сгорела или поломалась. Оружия более-менее хватало на всех. А вот боеприпасов было мало. Но вот консервы большей частью уцелели. Стыдно признаться, но я очень сильно ударился головой и стал обузой для своих товарищей. Я то приходил в себя, то отключался. Потому я даже не знаю, сколько мы там пробыли. К тому моменту, когда я перестал отключаться, наш отряд уже нашёл в стороне от места падения город, и уже двигался туда. Что я могу вспомнить о тех моментах, так это то, что я через боль старался встать, чтобы меня не несли. Кружилась голова, тошнило. Накатывала слабость. В глазах темнело. Но я продолжал стараться удержаться на ногах. Уже через неделю я мог идти сам, а ещё через дня три уже нёс свои вещи и оружие сам.

Город, к которому мы подошли ещё через неделю, был небольшой колонией СНК, основанной для лесозаготовок и фермерства. В нём был небольшой грузовой космопортик. Но в нём не было судов. Оказалось, что у них есть регулярный график, когда должны прилетать грузовые корабли. Корабли поставляли им всё необходимое и забирали лес и еду. И следующая поставка должна была быть через месяца два. Да уж… это не то, что могло нас обрадовать. Благо местные слыхали о нас, о том, что мы из СССП, и что помогали их стране в войне. Они отнеслись к нам любезно. Дали еду, кров… Но и наш социалистический дух не давал нам остаться в стороне. Колония ещё развивалась, а потому мы помогли, как строители. В округе обитали стаи диких зверей, а потому мы помогли защищаться от них. Лес помогали валить, рыбу ловить. Короче, каждому по труду. Кто не работает, тот не ест. Кроме больных и раненых, ибо каждому по возможностям.

Новое испытание ждало нас, хотя мы не подозревали о нём. Новая опасность, на которую сперва можно было наплевать. Кто бы мог подумать, что серьёзной проблемой станет он… Алкоголь. Там где мы служили… а подразделение у нас считалось элитным, а потому служили в «элитных» местах… Нда… «элитных»… Короче, в самой заднице служили. А снабжение в этой заднице было не слишком хорошим. Тяжело было нас снабжать. Так что обычно снабженцы, если и возили нам что дополнительное, то обычно старались прихватить лишния ящик бинтов или жгутов. Плазму крови там. Патронов. Хотя кто-то привозил и алкоголь. Но редко и мало. Мы разливали каждому по полстопочки и пили за павших товарищей или за победу. А в этой колонии алкоголя было много, по сравнению с фронтом. И мы пили. Я не хочу строить из себя этакого идейного коммуниста, который прям весь из себя красный и сияющий. Я тоже пил. Пили мы много и безобразно. Шатались… Орали песни. Приставали к женщинам. Мне нечем хвалится. Я не был лучше других. Наш командир старался призвать нас к порядку.

Порой, доходило до безобразного. Мы подрались с местными мужчинами. Разломали мельницу парня, который на нас наорал. Но знаете, что помню… Я помню, когда разломалась огромная кега с пивом и оно пролилось прямо на землю и начало скапливаться в лужах. И знаете… парни начали пить его прямо из лужи. Порой зачерпывали прям с грязью. Чёрт… Пили это месиво и балдели. А я… А вот тут я как раз показал себя с лучшей стороны. Я тогда… короче, мне стало противно… Мы были… Грязные, засраные, небритые… Сброд. Бандиты. Не социалистическая красная армия, а просто свиньи! Презренный скот! Вот так вот! И я тоже таким был. Я плюнул, схватил своих товарищей за шиворот и потащил к нашим квартирам. Один упирался, но я отоварил его коленом по голове. Я просто буквально швырнул их на пол и наорал. Я орал грязнейшими ругательствами, что знал. Я орал так, что клянусь партбилетом, меня слышала вся колония. А когда кто-то возмущался из наших, я давал ему затрещину! Просто бил своих по голове кулаком. Я был так зол!

Я понимаю, что это выставило нас в худшем свете перед теми добрыми людьми. Но тогда я сумел образумить многих. А потом мы поставили на место всех пьяниц. Установили сами для себя сухой закон.

Можно подумать, что мы пошли извиняться. Ха-ха! Хренотень все эти извинения. Извиняются только дети малые. А мы не мальчишки, а взрослые мужики. Мы пошли отрабатывать нашу вину. Каждый старался за двоих. Валить лес больше выработки. Построить не один дом, а два. Рыбы наловить, чтобы не прокормить колонию, а ещё запас насушить. Не просто охраняли поселение от зверей, а пошли и зачистили логово. Мы много дерьма сделали. Обидели местных. Но со временем нас простили. Сержан назначил меня политруком. Я вообще не умею толкать речи. И как бы принимаю идеи социализма и духа коллективизма, но вот объяснять это дело как-то не умел. Но старался и, вроде, выходило. Ко мне прислушивались. Короче, дела шли в гору. А два месяца заканчивались.

Вообще, как только мы прибыли лидер колонии послал сообщение о нас. Сказал, что надо будет прислать дополнительный транспорт, чтобы нас забрать. Нам сказал, но вот то, что из этого вышло, конечно, никто не ожидал. Шаттлы начали прилетать один за другим. Сперва вышли солдаты, которые оберегали поставку, и мы вместе с жителями начали разгружать шаттлы. Потом собрали вещи, оружие, припасы, которые нам дали в дорогу и пошли грузиться. С этого начался один из самых неприятных моментов нашего пути…

Я точно уже не помню, как оно началось, но завязалась перепалка… Вроде бы бойцы СНК начали ругать наших за неторопливость. А наши бросили что-то в ответ. Но привело к тому, что они назвали нас дезертирами, трусами и предателями. Дескать мы сражались с ними, а теперь бежим. Предали тех, кто на нас надеялся. Что из-за нашего отхода нашу зимнюю планету СНК потерял. Само собой наши парни были не рады слушать такие необоснованные оскорбления. Наши назвали бойцов СНК слабаками и неумехами. Да… И это вылилось в… перестрелку.

Мне снова было очень противно. Я несколько лет смотрел на пацанов в такой форме. И я всегда считал их товарищами. Что же теперь? Теперь я направлял на них свою винтовку и стрелял в них. Сколько я убил? Сколько ранил? Чёрт… Я не хотел их убивать. Мне казалось. Что хуже не будет. Но хуже стало, когда завязался ближний бой. У нас заканчивались патроны. Командир приказал готовиться к сближению. Противник ощутил, что наш обстрел ослабел и сам стал подходить ближе. И тут мы ринулись в атаку. Помню, как замедлилось время. Помню, как захватил глазами какого-то мужика и как можно быстрей побежал к нему. Помню, как с разбега вонзил штык ему в горло, и как его горячая кровь брызнула мне на лицо. Жуткие хрипы… К ним я так и не привык за столько лет. Его хрипы разрывали мне уши. У меня было такое лицо… оно было искажено. Расширенные ноздри, рот приобрёл такую форму… Я не то кричал от ярости, не то от страха. Мышцы и связки дрожали. Ко мне подбежал молодой парень, я наотмашь ударил его по голове прикладом. Он упал. Я выхватил нож, упал рядом и попытался вонзить ему в глаз. А он схватил моё запястье. Я давил уже двумя руками, а он своими двумя удерживал мои запястья. Нож дрожал в каких-то сантиметрах от его глаза. Он почти жмурился, ему было страшно. А мне… мне не хотелось ему убивать. Думаете меня поддерживали социалистические идеи и вера в победу будущего коммунизма? Да ни разу! Это была грёбаная война за собственную жизнь! Тут пацану было едва двадцать! А я пытался пронзить его глаз ножом! И… я не мог перестать давить. Я не мог отступит. Тут убей или будь убитым. Если бы я отступил. То он бы вскочил и, поверьте, нашёл бы способ меня пришить. А я хотел вернуться домой. Мне не нужна была его жизнь, и у меня не было тут врагов, но я навалился всем телом и с противнейшим чавкающим звуком вогнал нож в этого парня. И не было время подумать об этом. Вокруг бушевала драка. Битва. Смертоубийство. Я схватил винтовку и продолжил драться. Просто тупа за свою жизнь. Как животное.

Рад я был, что мы победили? Эх… Убил тех, с кем когда-то служил бок о бок. Тех, кто защищал добрых колонистов. А ещё мы угнали корабли и бросили, как трупы бойцов СНК, так и своих. Просто убили сотню солдат и сбежали. А нас уже осталось всего сорок три. И мы были деморализованы. Чёрт… слава социализму, что у нас не было с собой алкоголя. Точно бы спились.

Впрочем… У нас был свой транспорт. В нём было достаточно топлива. И он был не военным кораблём, а гражданским транспортом. Помню, что нас не трогали боевые флоты, хотя порой останавливали для проверки. А ещё помню, как чесалась у меня отросшая борода. Пробовал бриться штыком, но, блин, задача нелёгкая прямо скажем. А ещё я стал ощущать, как мы все отощали. Да, в колонии нас кормили, но не сказать уж, что ели всегда досыта. Как-то все сорок рыл сидели на шаттле и пробивали шилом и гвоздями новые дырки в ремнях, ибо попросту падали штаны. Лететь было не очень интересно, но хотя бы не смертельно опасно. Случались, конечно, и открытия. Помню, как последний медик нашего отряда обследовал нас на вшей и обнаружил у десятерых из нас, включая меня, седые волосы. Немного. Но чёрт… Сначала было даже как-то смешно. Типа, поседел от пережитого. Но потом… с каждым днём полёта я всё больше об этом думал. Кем я уехал из дома? Восемнадцатилетний пацан сопливый. Верил в идеологию, в победу нашего славного оружия! Свобода, равенство, братство, коллективизм! После двух лет флота я возвращался домой разок. И перед переводом в элитный полк тоже. Уже тогда я был куда взрослей. Но я всё ещё был молод и куда наивней, нежели сейчас. А кем я вернусь. Тощий… у меня уже были морщины. На голове появляются седые волосы. У меня шрамы. Плохо гнётся одна рука. Порой мне плохо спится из-за кошмаров. Я помню, что в мою голову проникал страх. Вдруг родители не узнают меня… Чёрт… И сестрёнка. Она младше меня на пять лет. Я уезжал, ей было тринадцать. Девчушка. А сейчас она уже взрослая девушка, ей двадцать. Я очень по ним скучаю.

В какой-то момент нас остановил флот ОПЗ. Ещё один тяжёлый момент. Когда все готовились сесть в спасательные капсулы и бежать с судна, ибо все пушки были направлены на нас. Но худо-бедно нам с командиром удалось объяснить нашим прежним врагам, что к чему. Вообще, нас сперва хотели арестовать. Еле-еле удалось этого избежать. А потом нас решили разоружить. Мы чуть не вступили в бой с их абордажной командой. Долго ругались с ними. Но оружие нам оставили. Ну как. Ограничились тем, что сдали пару оставшихся гранатомётов. Ну и хрен с ними. Здоровье дороже. После нам дали пропуск через территорию ОПЗ. Что-то типа охранной грамоты.

Мы месяц ещё летели через ОПЗ. Тяжёлое время. Каждая таможня, каждый патрульный флот, каждый космопорт… Все проверяли нас по пять раз. Все практически пытались нас аррестовать или разоружить. Было тяжело достать банальной еды, ибо у нас не было денег ОПЗ. Впрочем, перебивались как-то. Стыдно признаться, но несколько раз даже приходилось воровать. Ели одну банку консервов на четверых. Почти не мылись. Плачевное зрелище. Кто-то из нас подхватил грипп, и вскоре мы все уже чихали и кашляли. Лекарств было мало, но наш последний медик делал всё, что мог. Тут стоит отдать должное одному госпиталю ОПЗ. Мы хоть и были солдатами другой страны. Страны с которой ещё недавно воевали… Но врачи и медсёстры здорово нас выручили. Подлечили, дали отдохнуть. Покормили. И не требовали денег, как все в этой проклятой стране. Я знаю, за что я воевал, за то. Чтобы голодному дали еды за его заслуги, а не требовали денег, забывая о прошлом.

Дом. СССП. Это было не просто. Когда мы подлетали к границе, нас встретили прохладно. Но тот момент, когда они поняли, кто мы… Помню, как таможенники выстроились, образовав коридор, а затем отдали нам честь. А потом мы вышли из шаттла. Помню… эх… сострадание в их глазах. В какой-то момент это уже было не торжественное прохождение почётного коридора, а… акция помощи. Пограничники брали нас под руки и вели, потому что многие из нас были слишком слабы. Нас вели в госпиталь, в столовую, в душ.

Вы представляете себе это обалденное чувство! Душ! Тёплый! Струится! Греет. Это да. Это счастье. Это то, что нужно солдату. А потом горячий суп! Много не дали, сказали, что кишки завернутся, дескать после долгого голодания сразу наедаться нельзя. Но суп был очень вкусный. Сказал себе, что как только останутся без наблюдения врачей, сразу сбегу в столовую за добавкой. Пускай и кишки завернутся. Больно вкусно. А ещё я сбрил проклятую бороду. Когда нас подлечили, надо было отправляться в расположение нашего полка. За день добрались. А там было уже не так приятно. Скажем так, они не ожидали вместо тысячи человек встретить едва больше сорока. Да и вернулись мы с солидным опозданием. Долго находились на территории ещё недавно враждебного капиталистического государства. Да уж. Допросы. Опросы. Проверки. Тесты. Детекторы лжи. Чтож… Месяц проверок показал, что мы вполне себе лояльные и правильные солдаты. Я не сомневаюсь. Что за нами наблюдали ещё годами, но плевать. Я кровь за свою страну лил, не чтобы предавать.

Война кончилась. Нас всех уволили со службы на гражданку. Можно было ехать домой. К семье. Помню, как подходил к нашему дому. Как позвонил в звонок двери. Выходной день, все должны были быть дома. Помню, как открыла девушка. Я сперва не узнал её, а она меня. А через полминуты она приложила ладошку ко рту и охнула. Она позвала маму. И когда та вышла, то почти тут же расплакалась. Вслед за ней расплакалась и моя сестра. Помню, как они бросились меня обнимать. Тепло и породному. Я… у меня тоже в глазах были слёзы. Из кухни на звуки плача вышел встревоженный отец. За эти годы у него поседела борода. Да… у меня были волосы такого же цвета. Я помню. Как сам прошёл к нему и обнял, а он меня.

Но я всё ещё не был дома… Каждую ночь я оказывался там… На фронте. В бою. Я убивал. Рядом рвались бомбы. Мои товарищи ползли под обстрелом. Лежали трупы с раздавленными головами, оторванными руками. Это если я мог заснуть… Тут было так тихо. Не было перестрелок. Взрывов. Треска костра. Шума двигателей. Тихих разговоров часовых. Да, я долго не мог привыкнуть засыпать. Ещё кровати. Мягкие. И подушки ещё. Да… Несколько недель я набивал разными вещами рюкзак и спал на нём. Как на подушке. На самом деле первый месяц я на полу спал. Слишком мягкая кровать. Я просто не мог на ней спать. Помню, просыпался с криком и будил всех. Мать обнимала меня, чтобы успокоить и показать, что я дома, а не там… А ещё мне снился парнишка. Солдат СНК, которого я убил ножом в глаз. Он появлялся передо мной и смотрел с немым укором. Из его глаза текла чёрная жижа. Очень страшно.

Да и днём порой было тяжело. Громкие звуки пугали. Я ощущал себя не собой. Таким беспомощным. Как-то в один день мне казалось, что из всех течёт кровь… тяжело было. Я боялся открытых пространств. А ещё скопления народа. Я много посещал врачей-психиатров. Не то чтобы я в них верил. Но мать просила. Не хотел её расстраивать. Ещё психотерапевт был. Расспрашивал о том, что я совершил за эти семь лет. Заставил пережить всё заново. Порой мне казалось, что это делает только хуже. Порой я кричал, плакал или замолкал. Очень на долго. Но в какой-то момент мне начало становиться легче.

Ещё наше подразделение однажды решили собрать вместе, чтобы наградить. Высокие награды давали. Мне, оставшемуся командиру, медику и ещё паре ребят дали очень-очень солидные награды. Хотя и не звёзды героев, но типа того. С такими наградами, говорят, легче с девчонками знакомиться.

Однажды я пришёл домой и заснул на кровати на подушке. Без сновидений. За окном была годовщина мира с ОПЗ. День освобождения. Были салюты! Когда я проснулся то понял одну важную вещь. Это был долгий путь. Долгий-долгий путь домой. Но теперь…

Я дома.