"Улыбающийся Лис"
 |
Истории написанные автором Crazzy_pingvin попадают под действие закона об авторском праве. То есть истории запрещено копировать и использовать в коммерческих целях без соответствующего акта передачи или временного использования прав на произведения. Автор отдельно замечает, что разрешает использовать имена его персонажей другими людьми, только если они будут использованы для игровых персонажей игры "Космическая станция 14" на проекте Corvax и не будут нарушать логики прописанного автором персонажа.
Автор отмечает, что самостоятельно и добровольно предоставил проекту Corvax право на демонстрацию материалов в публичном доступе, но оставляет за собой право на использование, распространение и редактирование материалов. Автор отдельно отмечает, что все совпадения имён персонажей с именами игровых персонажей других людей, а так же с именами реальных людей, равно как и совпадение любых названий с другими названиями носят абсолютно случайный характер. |
Улыбающийся Лис
В изящном, крепком и без преувеличения красивом космическом судне зияли пробоины. Это был крупный корабль, что нёс тяжёлое и дальнобойное вооружение. Его огневая мощь могла нести тысячи смертей всем, на кого бы ни направили стволы. Но сейчас они были бесполезны. В судне сияли пробоины, двигатели были разбиты, энергосистема питалась от резервных генераторов, а у бортов были прикреплены абордажные судёнышки противника. Величественный крейсер Ноократии Эранта «Колкость» переживал чёрную страницу своих дней.
«Колкость» был легендой. Местной. Не галактического масштаба. Это был не какой-то стандартный крейсер Ноократии, кто рассчитан на дальнее поражение противника и путешествовал с эскортом. Нет, «Колкость» был существенно изменён. Он был куда быстрей, его энергосистема была куда мощней, но и усилено бронирование. Часть дальнобойных крупных пушек заменили на импортные орудия ближних дистанций и на зенитки. Впрочем, сократилось количество ангаров, да и экипаж сократили, убрав часть десантных подразделений. Это было уникальное в своём роду судно. Быстроходный крейсер-рейдер. Совершенно нетипичный инструмент для Ноократии.
Хоть между умпорцами и ноократами официально войны не было, но на границах постоянно случались стычки и бои. Как в космосе, так и на планетах. Тут были свои прославленные герои, командиры и полководцы. А также и свои проклятые тысячами проклятиями суда и их командиры. И «Колкость» был в этих рядах. Ноократские граждане считали его командира не меньше, чем героем и великим человеком, а офицеры высокого класса пророчили ему выдающуюся карьеру и попадание в высший класс. Хотя бы в 3-ий. И с равной по величине ненавистью его ненавидели умпорцы. Они покрывали его проклятиями, всякий раз, когда очередной успешный рейд «Колкости» приводил к потере очередного соединения флота, космической станции или чего-то подобного. Впрочем, военные чины Федерации и аналитики всегда отмечали, что командир крейсера-рейдера никогда не нападал на пассажирские транспорты, не преследовал отступающих, не убивал гражданских и не совершал рейды на медицинские объекты и суда. Это было несколько нетипично для ноократов, но объяснения не было.
Все эти события породили немало слухов и легенд. Удачливый капитан разбивал превосходящие силы, уходил из засад. Проворачивал невероятные и дерзкие рейды всегда уходил невредимым. Кто-то считал его колдуном, кто-то думал, что это несколько одинаковых кораблей, а кто-то верил, что командиру помогает сам Дьявол. Но именно таков был крейсер-рейдер «Колкость», и именно таков был его командир Натаниэль «Улыбающийся Лис» Эвери. Ловкий, умный и действительно дерзкий.
И сейчас судно было в плачевном состоянии. «Колкость» совершило очередной удачный рейд, разбив пограничную оборонную станцию-аванпост, а по дороге обратно на территории Ноократии крейсер разрешил станцию-заправку. И практически на границе блюспейс-скачок перетерпел сбой и корабль попал под удар нескольких крупных метеоритов. Они повредили двигатели, разрушив главные практически до основания. Рейдер подал сигнал о помощи в Ноократию, но тут его заметил армейский патруль Федерации под командованием майора Микаила Бортникова (умпорская версия через “к”). Майор был уже седым, но сильным мужчиной и выдающимся офицером. Он получил немало заслуг за свой вклад в оборону границ своего отчества, и видя крейсер-рейдер через окна мостика, он прекрасно понимал, кто попал под его удар.
Бортников напал сзади. «Колкость» не мог развернуться, а главные орудия были направлены только вперёд. Флот Федерации, благодаря своей бронированной, не боялся зениток, а также мог пережить обстрел орудий ближних дистанций. Умпорцы уничтожили основное энергопитание и разбили часть орудии, а затем приступили к абордажу.
А вот она, ситуация с которой мы и начали: в судне сияли пробоины, двигатели были разбиты, энергосистема питалась от резервных генераторов, а у бортов были прикреплены абордажные судёнышки противника. Величественный крейсер Ноократии Эранта «Колкость» переживал чёрную страницу своих дней.
Но давайте не будем сгущать краски! Всякий понимает, что у Ноократии вооружение лучше. Прекрасные тепловые лазеры разной мощности и скорострельности вызывают такие ожоги, что люди погибали от болевого шока, а те, что выживали потом ожидали тяжёлых регенеративных процедур или операций. Но, чёрт побери, умпорцы знали толк в хорошем пехотном бою. Ноократы полагались на свою технику и оружие так сильно, что если после первых ударов умпорцы продолжали давить, то это начинало подрывать моральный дух. И умпорцы это знали, а потому старались держаться и продолжать наступать, чего бы это им ни стоило. Обычно через несколько таких нажатий ноократы отступали. Но… в этот раз неудача постигла и умпорцев. Ноократы не сдавались. Ожесточённые бои шли за каждый участок корабля, за каждый отсек, за каждую палубу, коридор, а порой и за комнату. Офицеры докладывали это на мостик «Кистня», главного судна патруля, самому Бортникову. И майор всё больше понимал, что «Улыбающийся Лис» — это не просто удачливый сукин сын, это что-то большее.
Но всё-таки ноократы были слишком сильно потрёпаны, а сокращение десантных войск сыграло против них. Силы защитников таяли. Умпорцы же давили с силой носорога и упорством барана. Вскоре корабль был занят, а сопротивлялся только коридор у мостика, сам мостик и ещё ряд отрезанных друг от друга очагов. Но ситуация превращалась в пат…
- Та я хде, я тут… - Ворчал, радист, возясь со своей переносной станцией связи. – Я, тащ сержант, вот делаю шо моху, вот. Но вот не пашет! Вот берёт и всё, лежать! У них на мостику их, значит, какая-то ерунда. Не идёт связь.
- Ля… - Нахмурился сержант. – Нужо шо-то мыслить. Через их огонь лазерный не пройдём. Больно плотный. Да и стены отражают лучи. От отражения помрём. Бойцы. Есть идеи у кохо?
- Отражают? – Взводный инженер задумался, но вскоре лицо его посветлело. - Усё будет, тащ сержант! Я придумал!
Умпорских инженеров особенно армейских часто хвалят за их находчивость. Порой у них бывали дырки в образовании или попадалось морально устаревшее оборудование, но всё это за годы работы воспитывало в них ту самую находчивость. Они могли из ничего сделать всё. Вот и сейчас, под удивлённые взгляды солдат, инженер снял шлем, надел сварочную маску, достал свою сварку и стал резать стену.
- Та не. Какой там! Я ж до третьей войны тогда проколупаюсь! Ща увидите!
Сваркой инженер работал споро. У него был богатый опыт прорезания различной брони или быстрой сварки разным конструкций. Хотя в основном это касалось укреплений. Но и сейчас он придумал нечто похожее: быстро вырезал длинный и высокий кусок покрытия стены. Оказалось, что под ним находилась обычная пласталевая обшивка перекрытий, но даже так, солдаты и сержант пока не понимали зачем инженеру нужен был этот вырезаный кусок два метра в высоту и три в ширину.
- А?! - Ответили с той стороны простреливаемого коридора, где так же за углом прятались солдаты.
- Джо, катани ко мне тележку, которая у вас стоит!
- Ага!
Тележка была буквально ёмкостью для переноса тяжёлых ионных боеприпасов для орудий. Боеприпасов в ней не было, но она была крупной и прочной, и использовалась защитниками как укрытие. Её не взяли ни пули, ни гранаты, но ноократ, что прятался за ней, таки получил свою смерть, хоть и задержал продвижение умпорцев. Но теперь ей предстояло поработать ещё раз. Солдаты на той стороне коридора попытались ей толкнуть, но она была действительно тяжёлой, чтобы только за счёт инерции преодолеть коридор.
Тележка пришла в движение. Она выкатилась под обстрел и тут же была замечена ноократами. Те подумали, что это некий ход для прорыва и сконцентрировали свой термолазерный огонь на этой простой конструкции, да так, что прожгли в ней дыру. Впрочем, инженеру было не жаль тележку. Ему нужна была не она сама целиком, а её основа с рычагом и колёса. Он приварил кусок отражающего покрытия со стены к тележке и подкатил её так, чтобы можно было быстро выдвинуть в обстреливаемый коридор, а затем стал прорезать сваркой амбразуры для стрельбы. Так у него получился передвижной щит.
- Ага! - Усмехнулся инженер. - Будет, значит, мой собственный гуляй-город!
- Ну, зададим им ща! Пусть отразят свои лазеры сами в себя!
- Ну, покатили!
План ноократов был в удержании противника на корабле как можно больше времени, чтобы кто-то успел откликнуться на их сигнал о помощи. Кроме того хотелось и проредить силы противника. Но оставшийся коридор у мостика и все остальные очаги сопротивления уже понимали, что план был разбит в пух и прах. Впрочем, мостик мог держаться долго Коридор перекрыли крепкими баррикадами, а амбразуры были закрыты бронированным стеклом, через которые очень успешно проходили высокоэнергетические лучи. Да и само оружие было далеко не лёгкое: несколько скорострельных лазеров, что выполняли роль пулемётов, тяжёлые винтовки. Ну и, само собой, личные автоматы солдат и пистолеты офицеров. И всё это держало один единственный коридор. Умпорцы, по мнению, ноократов не смогли бы пройти без тяжёлых потерь. Но гуляй-город всё изменил. Сперва ноократы даже выпустили залп, но тут же об этом пожалели, когда отражающее покрытие отразило все лучи в них. Стена наступала, а из амбразур шёл непрерывный автоматно-винтовочный огонь. И ноократы знали, что будет дальше. На этом судне служили опытные флотский и пехотные военные, им доводилось участвовать в боях и они знали, что умпорцы всегда стараются сократить дистанцию и пустить в ход их сокрушительные дробовики. А потому, когда щит почти достиг защитников, они прекратили огонь и сдались.
Двери на мостик было легко открыть. Сержант приказал отвести сдавшихся в плен на умпорские корабли, а сам, со своим отрядом готовился к новому тяжёлому штурму. Но когда они открыли двери, то тут же услышали, как через центральную систему оповещения корабля молодой и спокойный голос произнёс:
Майор Бортников стоял в тюремном корпусе, напротив камеры для офицеров. Умпорцы никогда ни во что не ставили классовую систему ноократии, но старались относиться к пленным с достоинством, что приносило немалые плоды во время дискуссий в ГИОР. По этой причине в тюремных отсеках были отдельные камеры для офицеров. В таких камерах были спальные места (две койки снизу и две сверху) и вплотную к ним стол на 4 персоны. Изнутри стена камеры выглядела зеркалом, но снаружи это было прозрачное окно. Так охрана видела, что делают пленные, но если пленные сохранили своё лазерное вооружение, но не могли его использовать. Остальные же стены были серыми пласталевыми конструкциями. Безликими и холодными. Бортников осмотрел все камеры. Сегодня пленных было много, впрочем оставались и свободные места. Он стоял у последней, где был всего один “постоялец”.
Молодой парень. Ему едва было тридцать, а может ещё и не было. Чисто выбрит, но с небольшой бородкой. Светлые, некогда уложенные, а сейчас взъерошенные волосы (расческу отобрали при обыске), лицо будто бы выточено из мрамора великолепным мастером, со скулами и очень умным выражением. А ещё с лёгкой улыбкой. За несколько дней полёта в камере небесно-голубая офицерская форма помялась. Но охранники докладывали, что пленник каждый день аккуратно её складывал на соседнюю койку перед сном, и так же каждый день аккуратно надевал. Он уже умудрился выпросить у своих пленителей одеяло. Такое обычно не разрешалось, хоть в тюремных отсеках часто было прохладно, но майор не стал сердится. Он уже около получаса немо наблюдал за пленным, что сидел в своей офицерской форме при всех погонах, знаках отличия, в перчатках, в фуражке и даже в офицерском плаще. Сидел и мирно читал книгу, слегка шевеля губами, как ребёнок, учащийся читать, и слегка улыбаясь.
Бортников открыл дверь и вошёл в камеру. Пленник поднял на него глаза и приветливо широко улыбнулся.
- Так точно, господин майор. - “Лис” тянул гласные буквы. Бортников заметил, что пленник порой непроизвольно дёргает рукой, плечом или у него передёргивается лицо. - Специалист Флота 5 класса Эвери. - “Лис” встал и отдал честь, щёлкнув каблуками сапог.
- Мне всегда казалось, что офицеры высокого класса носят удобные ботинки или туфли. - Хмыкнул майор, не ожидавший такого приветствия.
- Никак нет, господин майор. А впрочем, вы правы, но я предпочитаю стандартные армейские сапоги.
- Сядьте. - Указал на койку Бортников, а сам сел напротив. - Где вы взяли книгу? Утаили при обыске?
- Никак нет, господин Майор. - Эвери снова улыбнулся, но уже с хитретцой. - Я очень упросил ваших солдат дать её мне. Но не вините их, я был чересчур настойчив.
- Пленным запрещено давать вещи.
- Да, они мне это и сказали, много раз.
- Я слыхал, что вы очень умеете убеждать людей. Как это зовётся… харизматичность?
- В каком-то смысле. - Лис покивал, улыбаясь.
- Почему же вы не поступили хитрей и не получили оружие? - Напрямую спросил майор. - Хотя бы нож.
- А вдруг я об этом не подумал, а вы дали мне идею?
- Вы подумали об этом.
- Вы правы… - Лис тяжело вздохнул. но затем снова улыбнулся. - Я не люблю убивать людей. А получать оружие без цели кого-то убить считаю глупым. Но ещё я очень люблю читать. И без этого мне было бы очень тяжело. Готов расстаться с одеялом, но книга… Я могу дать и вам почитать, как закончу.
- Благодарю, но откажусь. - Бортников нахмурился.
Повисло молчание. Седой майор смотрел в упор на молодого парня, а тот старался выдержать тяжёлый взгляд и будто бы виновато улыбался.
- В каком смысле? - Лис не ожидал такого вопроса.
- Какую книгу вам дали мои люди.
- Ах, это. “Песни стучащего молота”. Я так понимаю это книга сказок и поучительных историй для молодых. Такое очень любят дионы читать. И я тоже люблю. Какая находка, что у вашего солдата оказалась она. Он сказал, что везёт маленькому сынишке. Вы читали?
- Да, в детстве. Я учился по ней читать. - Кивнул майор.
- Не представляю! - Расхохотался Лис. - Мне кажется вы сразу родились таким серьёзным и седым. У вас такая… “аура” тяжёлая, грозная. Мне сложно с вами говорить. Я вас практически боюсь!
Майор прищурился и пристально посмотрел на молодого парня. Ему всё больше казалось, что общается не с опасным офицером флота врага, а с шутом или молодым пройдохой. Но что-то в внешнем виде или поведении парня, а может это подсознательное подёргивание руками или лицом заставило поверить в его слова и… относиться к этому проще? А потому морщинки разгладились, грозный прищур отступил и на лице майора тоже появилась короткая совсем улыбка.
- Увлекательно. Признаться… я бы купил в свою личную библиотеку томик. Правда… написано непривычно… умпорский транслит немножко мне чужд, но я быстро привыкаю! Прочитал уже половину. А книжка не маленькая! Мне понравилась сказка про повелителя долины, что пугал жадных и пускал к себе трудолюбивых горняков. А ещё про каменного быка, что вёз детей через замёрзший лес. Чудесные сказки!
- Мне кажется, вы будто бы не понимаете в каком вы положении. - Майор снова грозно нахмурился.
Радостная улыбка ребёнка сошла с лица Лиса. Он стал понурым, плечи обвисли, а на лице появилась… горечь? Сожаление? Улыбка грусти. Бортников пока не понимал этого молодого командира, а он считал себя проницательным человеком. “Улыбающийся Лис” создавал впечатление человека не от мира сего. Вечная улыбка, непроизвольное подёргивание мышц, будто бы полное отсутствие осознания того, что он в камере в плену, и лёгкие разговоры на посторонние темы.
- Сражался бы до последнего, думаю. Пробивался на волю. - Хмыкнул Бортников. - Ну думаю, что такое поведение загнанного зверя не в стиле высокого класса ноократов.
- Вы правы. Это не в стиле высокого класса ноократов. - Кивнул Эвери. - Но я бы мог выманить у кого-то из ваших солдат нож. Убить несколько охранников, завладеть их формой, спрятаться на судне или угнать спасательную капсулу. А что дальше? Даже не так… А как же мои люди? Они вверили свои судьбы мне.
- И вы думаете…
- Я думаю, господин майор… - Лис перебил Бортникова. - Я думаю, что если так дерзко сбегу, то моя кара перейдёт на моих людей. Так что… может быть я считаю себя залогом их шанса на возвращение домой?
- Вы правда так заботитесь о них? - Майор удивлённо приподнял бровь. - Ни разу не слышал таких речей от пленных высоких классов.
- Вы в праве считать, что я пытаюсь отвести вам глаза. - Пожал плечами Эвери и улыбнулся. - Ноократы славятся своей хитростью и уловками. Но всё таки… между нами, господин майор, тут правда прохладно. Может быть можно дать одеяла хотя бы унатхам? В обмен скажем на какое-то сотрудничество с моей стороны.
- Разведданные за одеяла? - Майор удивлённо поднял вторую бровь.
- Да… - Лис снова вздохнул. - Сейчас у меня есть только форма, плащ, фуражка и знания. Но, прошу прощения, фуражку, форму и плащ не отдам. Это моё достоинство. А кроме как знаниями торговать мне уже нечем.
Повисло новое молчание. Натаниэль Эвери погрузился в какие-то свои мысли, продолжая подёргиваться и меланхолично улыбаться. Микаил Бортников думал о своём. Слова его врага вызывали в нём неподдельный интерес. Он был выдающимся патрульным. Его флот разбивал множество таких вот рейдеров. Бортников общался с каждым командиром каждого разбитого или взятого судна. Они угрожали, сыпали проклятиями, отказывались произнести хоть слово, молили о пощаде, даже плакали. Их волновали лишь они сами. Все эти ноократы высокого класса, в представлении Микаила, и были такими эгоцентричными и самовлюблёнными засранцами, что не стоят ни капли пролитой умпорских крови и слёз. Если они чего и просили себе в камеру, то вина, достойной еды, пару раз был момент, когда они пожелали распутных женщин. И всем охранники в грубой форме и даже с омерзением отказывали. Бортникову не надо было напоминать о запрете, его люди сами не желали иметь ничего общими с такими существами, даром что говорят на одном языке, могут быть одной с ними расы. Но этот молодой человек был другим. Майор не мог не отметить вежливого обращения, то что к нему обращались как к старшему по званию, то что солдаты сами дали ему одеяло и книгу по своему желанию, и то, что теперь этот парень просил позаботиться о его людях, зная, что летит на смерть. “Залог их шанса вернуться домой”. Это… тронуло седого майора? Или “Лис”, действительно усыплял бдительность?
- Я могу вам рассказать, почему. - У Эвери как-то сильнее обычного задёргалось лицо. - Но это будет долгий рассказ.
- Я не тороплюсь. - Подал плечами майор. - Пилоты знают курс, а мой зам надёжен. Да и скоро вам принесут обед и я прикажу сюда мне доставить.
- Чтож… - На этот раз “Лис” прищурился и пристально посмотрел на майора. - Я родился в семье среднего класса. 8 класс. Это было… не так плохо.
Я родился в семье среднего класса. 8 класс. Это было… не так плохо. Мой отец был бухгалтером в одной крупной компании. А матушка работала инженером-проектировщиком. Правда я так и не разобрался что именно она проектирует. Мы были ровно посередине общества. У меня были неплохие игрушки в детстве, я после школы посещал пару кружков, дополнительных занятий. Одно было клубом чтения, а второе занятиями по оригами. Это такое древнее-древнее искусство с Земли. Хотел бы я побывать на Земле, говорят там есть музей в честь оригами. Очень мне нравились эти занятия. Я делал из бумаги лягушек, цветы, объёмные ягодки и журавликов. Очень люблю делать журавликов и ирисы из бумаги. Я тогда в детстве даже ездил на соревнования по оригами! И знаете что? Я решил тогда выпендриться и начал перед жюри делать журавлика… даже сейчас не верю сам… одной рукой! Невероятно! Проиграл тогда, в последний момент рука дёрнулась и журавлик порвался. Так обидно было. Впрочем, свою похвалу я получил. Сейчас я уже так не смогу. Видите как рука дёргается? Тут и из пистолета не постреляешь, не то что журавлик сложить. Впрочем… пострелять порой приходится. И, вроде, выходит немного. А вот чтение не любил. Но матушка настояла! Сказала, что нужно много читать, думать над тем, что читаешь и обсуждать с другими, даже спорить, чтобы понять и узнать намного больше. Но мне сперва не нравилось. А потом… нашёл книги по душе, втянулся… и теперь, видите, без книги уже и не могу совсем.
Но это было лет до четырнадцати. А далее мои родители решили снова сдать Экзамен Эранта. Не многие решаются на это, но они решились. И представляете, оба получили 7 класс! Повышение в классовой системе! Мы были очень рады! Отец стал претендовать на роль старшего бухгалтера сектора в свой компании, и через год его повысили. А матери почти сразу дали должность ведущего инженера проекта. Это сразу существенно больше денег. Наш достаток возрос. Мы переехали в более престижный квартал, я стал ходить в школу получше, появились новые игры, книги, вещи качественней, красивей и дороже. И я спрашивал моих отца и матушку, как так получилось. То есть… мне о классовой системе говорили с самого детства показывая её плюсы. Ну то есть… Давайте расскажу, ладно.
В Ноократии детям рассказывают вот как… Люди не могут родиться равными, кто-то сильней, кто-то быстрей, а кто-то имеет предрасположенность ещё к чему-то. Чтобы страна и общество были сильными, то нужно, чтобы самые умные управляли всеми остальными. Если будут сильные, то мы будем постоянно воевать и погибнем, если ловкие, то за разные хитрости нашу страну будут не любить, а умные на то и умные, чтобы знать как лучше применить качества всех остальных. Но не все умные в разной степени. Тогда представители с самым выдающимся интеллектом и талантом достойны занимать управляющие места в пирамиде общества, чтобы верно вести народ. Но нужно и позаботиться о тех, чей интеллект низок, а потому им даётся работа на благо нации.
Как у вас лицо то скривилось. Ну, тут уж увы. Это факт, у нас детей воспитывают так. Но я рассказал для лучшего понимания картины. Когда я спрашивал у отца и матушки, как они смогли заработать класс получше, отец отвечал, что стал умней благодаря своему таланту, а матушка… она сказала, что много старалась для этого. Старалась… Как странно погружаться в воспоминания перед, ха-ха, своим противником и, незнакомым в общем-то, человеком.
И вот настало моё восемнадцатилетие. Я должен был сдавать Экзамен Эранта. Я очень волновался. А ещё больше волновались мои родители. За восемнадцать лет жизни я успел посмотреть на разные классы. Видел каким почётом и уважением пользуются высокие классы, что проезжали по нашим улицам. Я видел с каким пренебрежением можно было нам относиться к низким классам, а низших так вообще можно было не замечать. Мальчишки в них и камни, и снежки, и гнилые яблоки бросали. И я уже прекрасно понимал, что слово моё, человека из 7 класса значило в школе перед учителями больше, чем моего одноклассника из 8. Это было уже не просто для “лучшего управления и блага общества”. Это была власть.
Настала пора экзамена. Волнительно, трудно, страшно. Я старался как мог. Как в последний день мира я показывал всё что могу и не могу. А далее ещё сложней: неделя ожидания результата. Мои родители волновались вместе со мной. Отец был угрюм и погружён в свои мысли. Матушка много плакала. Обо мне будто бы забыли. А я сидел в своей комнате и мне было очень страшно. И наконец мне пришло извещение. Родители позвали друзей. Своих и моих. И я торжественно но на трясущихся от страха ногах вставлял носитель данных в компьютер и открывал сообщение. И знаете что? 6 класс. 6! Высокий! Невероятно! Я в восемнадцать лет, на границе взрослой жизни стал лучше, чем мои родители! Я был рад! Я был счастлив! Это был день моего ТРИУМФА! У меня расширялись горизонты возможностей! Выбор учебных заведений! Будущее! Эйфория, конечно же. Я позабыл обо всём. В моей голове была карьера. И я выбрал самое престижное, что мне тогда было доступно. По моему мнению, конечно же. Академия военного космофлота.
Ну а дальше… переезд от родителей. Новый дом в районе для высоких классов. Не квартира, а целый дом. В академию меня быстро зачислили, дали большую стипендию. Я честно и старательно учился, но и весело и с шумом развлекался. Моя жизнь стала состоять из теории командования, планов флотоводства, космических кораблей, стрельб, строевой подготовки, устава… а ещё из шумных вечеринок, алкоголя, весёлых песен, бравад! Знаете, мы расхаживали по нашему району и кварталам средних классов с парой-тройкой друзей, и никто не мог заступить нам дорогу! Мы были шумные и абсолютно безумные. Вступали в любую драку, не обходили ни один паб и не пропускали ни одной юбки. Ну… впрочем, с юбками я приукрасил. На низшие и низкие классы мы не смотрели, а высшие и 4-е высокие на нас не смотрели. Но все девушки среднего класса были нашими, да и многие высокого. Опять же, молодые люди в форме и при деньгах. Нет, конечно же офицеры академии старались пресечь такое поведение… Но я не могу сказать, что они старались в полную силу.
Я провёл в академии семь лет. Вообще, все справляются за пять, но я брал факультативы и дополнительные предметы. Я, всё таки, занимался не только кутежом, но и всесторонним развитием. У меня были амбиции. Я хотел накопить как можно больше знаний, чтобы сразу стать как можно более ценным офицером. Более высокопоставленным. И ещё я хотел пересдать Экзамен Эранта… Как и мои родители, я желал этого. Желал улучшать свою жизнь как мог. И делал это смолоду.
И вот мне двадцать пять лет. И я подаю заявку на пересдачу Экзамена. Знакомые, друзья и преподаватели пытаются меня отговорить, но я стою на своём. Приходит Экзаменационная пора, я волнуюсь, но смело, собрав в кулак все свои умения и знания иду сдавать. И вот результат… Повышение. Пятый класс. Но… По какой-то причине я не испытал такой же радости и эйфории, как в первый раз. Хотя все меня очень горячо поздравляли, но я в первый раз ощутил… Как бы это сказать… Даже и не знаю… фальш? И… не лицемерие, а скорей какое-то измерение чинов. Те, из пятого класса, кто общался со мной или даже просил помощи в учёбе делали это как-то… слегка свысока, а теперь всё больше желали общения со мной и готовы были дружить. А те с кем я дружил из шестого класса, будто бы начинали немного раболепствовать, подчиняться, искать моего внимания и будто бы выслуживаться. Я хотел сохранить наши былые весёлые отношения, но мне смотрели в рот, и это было неприятно. И я нашёл один выход - использовать все знания и навыки, полученные в ходе обучения по назначению: я пошёл служить во флот.
Я служил год. Сейчас будет не самые приятные для вас слова, господин майор, но я прошу вас меня простить по мере сил. Увы, но не хочу скрывать правду. Я попал в семьдесят первый десантный флот. Командовал одним из крейсеров конвоя, но и высаживался на планеты. Сперва интереса ради, а потом и по необходимости. Вообще… я много изучал умпорцев, то есть вас, в ходе обучения. Но в учебниках и по словам преподавателей и инструкторов вы выглядели такими… слабыми… глупыми, бездумными… со слабой моралью… Не серьёзней обезьян, если честно. Совершенно третьесортный народ. И я в это верил! Вести с вами бои было не столько войной, сколько таким… спортом? Да, я снова прошу прощения, господин майор, суровая правда. Она меня не красит. Но за этот год случилось многое. Несколько лет назад лютовали жутки налёты на ваши дальние планеты. Вы считали, что это были воксы, но это были мы. Громили города, деревни. Уничтожали гарнизоны. Население угоняли в плен. Миссия была длительная и не подразумевала возвращений в течении всего срока. Из-за несчастного случая планетарный командир моего крейсера погиб, так что командование десантом тоже взял на себя я.
В ходе наступлений на “глупых и неорганизованных” умпорцев я не раз удивлялся вашей стойкости, смелости и находчивости. Это каждый раз сеяло семена сомнения в мой разум, а ещё стоило мне солдат. Но я помню один момент… Это был конец нашей миссии. На одной планете мы должны были брать утром небольшой городок. Ну как, брать… разбомбить артиллерией, добить выживших солдат и захватить оставшихся здоровых гражданских. Был вечер перед штурмом. Город готовился к обороне, а мы заняли позиции на безопасном расстоянии и отдыхали. Везде стояли часовые низкого класса. И я случайно увидел, что один из часовых стоит слишком далеко… И вот что-то дёрнуло меня пойти к нему. Я подошёл, он мне поклонился, и я спросил почему он так далеко от позиций. И знаете… он вдруг посмотрел на меня… не как солдат на офицера, с подчинением… Не как низкий класс на высокий с раболепством… А… как на равного, и более того, равного, который сделал нечто неприятное. Смотрел почти с укором. И он мне ответил. Прямо в лицо сказал. Сказал, что его тётка, близкий и родной для его семьи человек сбежал из нашей страны и поселился в Федерации, прямо на этой планете, прямо в этом городе. И он боится, что она не переживёт наш шквальный обстрел и атаку. И он боится, что мы её убьём или раним, или угоним в рабство. “Рабство”, так и сказал. Я никогда не думал об этом так. Он смотрел на меня, прямо мне в глаза, и взгляд его требовал ответа. Он был немного старше меня, как помню, а я… не знал, что ему ответить. Я просто молча ушёл, а он по уставу мне поклонился. Но это выглядело как укол в мою сторону.
Я не знаю почему… Но я сделал что-то иное, нежели обычно. Я убедил других командиров, что нас могут скоро засечь основные ваши силы, и что нам нужно заканчивать миссию, пока вы не послали погоню. Меня послушали. Мы не атаковали тот городок, мы отступили и улетели. И когда мы подлетали к нашему порту приписки в коридоре меня подстерёг тот солдат, когда я был один. Он подошёл ко мне, поклонился и сказал, что знает, что это я отменил атаку, что он благодарен за это, что никто никогда из высоких классов не делал этого для низких. Что он готов за меня отдать жизнь.
В моей жизни никогда такого не было. Я не знал как отреагировать. Я кивнул, пробурчал что-то и ушёл. Это был долгий год. И сложный. Слишком многое не давало мне покоя. Умпорцы были другие. Мы не возвращали людей в лоно ноократии, а угоняли в рабство. Низкие классы могли буквально укорять высокие, а не немо и с радостью следовать. И многое другое. И я не знал, где мне найти ответы. С кем посоветоваться? Друзья бы меня не поняли. Преподаватели… Эх… посчитали бы, что я нездоров разумом после первого года боёв. И я вспомнил наконец о родителях. Спустя восемь лет, как я их покинул. И мне стало стыдно, что за столь долгий срок я к ним не приезжал и даже не звонил. И я отправился к ним.
Что ж… , когда я задумываюсь, мне кажется, что именно этот момент всё и изменил. Не может так просто офицер, что заработал себе отличную репутацию и славу посетить квартал среднего класса. Даже если это его родители. Несколько адъютантов приехали к ним заранее и оповестили, что важная особа желает посетить их скромное жилище… Эх… Я вхожу… и они мне кланяются, будто бы я не их сын, а пуп земли… Кланяются и смотрят так… как на большого начальника. Опять это раболепствие. И мне стало гадко. ГАДКО! У вас бывало чувство, господин майор, что вы покрыты грязью? Вот у меня в тот момент было. Я чувствовал себя невыносимо грязным. Заляпанным своей этой небесно-голубой формой, своими погонами, своей этой славой победителя. Больно много чести быть победителем стариков, детей и гражданских, а ещё полицейских без серьёзной брони и тяжёлого оружия. Я выгнал всех этих адьютантов к чёртовой матери! И сел с родителями за стол. Это было тяжело. Восемь лет расставания и два класса разницы. Мне потребовались часы, чтобы… родители перестали видеть во мне господина пятого класса и признали сына. Я не сумел посоветоваться. Вечером отец извинился и пошёл спать. А мы ещё пообщались с матушкой. Тёплый разговор. А когда я уходил она спросила, как я сумел добиться того, что у меня есть. И я посмотрел на неё и вернул ей её же ответ. Я не стал врать про какие-то там свои таланты и интеллект. Я честно сказал, что это был честный труд. Она тогда улыбнулась и пожелала мне делать то, что я хочу на самом деле.
Я решил снова пойти во флот. Тогда по Ноократии прогремело громкое дело. Офицер высокого класса был признан предателем за то, что публично осудил курс управления Умнейших. Его и его родню перевели в низшие классы. Он потерял всё. Его семья потеряла всё. И его посадили в тюрьму. заставляло задуматься о инакомыслии в стране…
Так вот ушёл я снова во флот. После моих побед у меня был богатый выбор, куда пойти служить. Все виды флотов, а мог пойти и в десант. Но я решил стать рейдером. Тогда моё настроение очень сильно… штормило. Было нестабильным. Я совершил ряд специфически поступков. Едко пошутил над рядом коллег и старших командиров… Покутил немного с их дочерьми… Или сёстрами… Не очень помню, уж прошу прощения. Меня называли очень колючим и язвительным. Колким. А я всё отвечал со смехом и улыбкой, что колкость глаз не колет. Мой крейсер я и переименовал в “Колкость”. Думаю, многие выдохнули, когда я отправился в рейдерских поход. В походе много общался с экипажем. Я старался говорить со всеми, не знаю почему. Искал ответов? У меня была потребность говорить со всеми. Офицеры, десантники, инженеры, повара, бармены, обслуживающий персонал, высокие, средние и низкие классы. Я узнавал их истории… и снискал у многих расположение. А параллельно совершал дерзкие налёты на ваши, умпорские военные объекты. Порой эти миссии были сомоубийственны. Но у меня выходило выполнить их с минимальными потерями. Экипаж всё больше верил в меня и мне. И знаете… я видел вокруг себя как многих убеждённых ноократов, так и многих… запутавшихся. И я ощущал сострадание к ним… и какое-то родство. Я старался продвигать их выше, а таких… абсолютно промытых задвигать. И после каждого возвращения в порт, у меня все больше было преданных мне бойцов с самыми разными и неоднозначными обстоятельствами, и всё меньше просто тупо слепо преданных своей стране.
Я так понимаю, кто-то это заметил. Я начал ощущать угрозу. Себе, своему экипажу. И конечно же своим родителям. Единственным способом отмахнуться от слухов было… оставаться очень результативным офицером. Это и поставила меня на моё место, по мнению общественности. национальный герой Ноократии! И сущий дьявол для Федерации. Дерзкий рейдер. Опасный налётчик. И команда неукротимых сукиных сынов. С каждым днём я видел всё больше доказательств гнили мое страны. И всё больше понимал… как мне нравитесь вы.
Да-да! Правда! Не ослышались вы! У вас такое лицо! Ха-ха! Я пребывал в восторге наблюдая раз за разом за этим вашим боевым братством! За этой крепостью, с которой ваши солдаты держат позиции до последнего вздоха, до последней капли крови! А ваша находчивость! Чего стоила только та стена из обшивки коридоров моего же корабля с помощью которой вы сумели взять мостик! Это же гениально! Я в восторге! Я трепещу! И я имею честь быть против вас. Честь и разочарование. Да, снова ваше удивлённое лицо. Я не мог предать свою страну. Каждый бы “советник” со стороны сказал бы мне перейти на вашу сторону, коль я так вами восхищаюсь. Но нет… Я родился в Ноократии, это моя Отчизна. Там мои родители. Моя верная служба - залог их безопасности. Это Отчизна и моих людей. Они верят мне, они доверились мне, доверили свои истории и переживания. Они погибали на меня. Как тот парень низкого класса, которому я помог, отменив атаку. Он погиб… Да, он отдал жизнь, заслонив меня от пули. И все остальные верят мне, и я помогаю им. Кому могу. А ещё я не могу перейти на вашу сторону… просто потому что я так много вас убил… так много похоронил… Многие тысячи…
Я старался не трогать гражданских. И мои люди это приняли. Мы воюем только с вашими военными. Только с теми, кто сам выбрал защищать свою страну и поклялся отдать за неё жизнь. Ненавидим ли мы вас? Нет. Любим? Не имеем права. Хотим убивать? У нас нет выбора. Улыбаюсь я, чтобы вселять веру в будущее своим людям. У них должно быть будущее. Они и прозвали меня “Улыбаюшимся” командиром. А вы, умпорцы, дали мне прозвище “Лис” из-за моих хитрых атак.
Вот и судите меня. Хороший ли я ноократ? Не верю я в свою страну. Хороший командир? Убивал невинных. Хороший сын? Бросил родителей на восемь лет. Хороший флотоводец? Был побеждён метеоритами. Хороший ли человек? Не знаю. Размышления об этом подарили мне нервный тик. Беда, господин майор, беда… Мне двадцать восемь лет, я стал никем, хоть все считают меня великим… хорошим или плохим… и итог этих лет в том, что еду на расстрел и изливаю душу незнакомому человеку, врагу моей страны.
Майор не знал, что сказать об этом всём. Он слышал многое от плененных им офицеров высокого класса, но такая исповедь была у него впервые. Они молча пообедали, майор попрощался и вышел из камеры. Бортников случайным образом вызывал к себе бойцов ноократии из камер и беседовал с ними. Он видел, как они были преданы своему командиру. Некоторые из них были готовы отдать всё, чтобы уберечь “Улыбающегося” командира от гибели.
Майор понимал, что начал испытывать самые опасные для него чувства. Понимание к врагу, сострадание к врагу. Это уже не были его враги. Не экипаж страшного крейсера-рейдера. Не мясники, не убийцы. Не зло во плоти для его Родины. Это были… все эти вульпакины, унатхи, люди, дворфы, слаймолюды, нианы и арахниды… потерянные, запутавшиеся, не знающие что им делать и как спасать свою жизнь. Отрабатывали долги, пытались обеспечить свою семью деньгами, расплачивались за “грехи” родни, которая сбежала из страны и ещё множество других историй и в завершении эта боль и это волнение за своего командира и это волнение их командира о них, а не о самом себе.
А что тут было ещё? Тяжесть на душе. Бортников понимал, что плен - это компромисс для этих солдат. Они не предали своей страны, попав в в плен, но будут вольны от своего бремени, не имея возможности из плена выйти. А “Лис”... Кажется, будто бы скорую смерть он видит… освобождением! Запутавшийся молодой человек. Запутавшийся без наставления старших. В кризисе, взявший на себя слишком много, выгоревший. Рейдер, что искал и ждал, когда на наго станет охотится такой противник, что наконец убьёт его и тем самым освободит… от золотой клетки его страны.
И “Колкость” не корабль-рейдер, а тюрьма. А форма офицера ноократии - не элемент гордости и чести, а рабская роба.
Но не знал он одного… Не на казнь вёз его Бортников. И Бортников это знал. Приказ был: доставить живым. И причина очевидна. Такой пленник станет предметом политического торга. “Лиса” продадут в Ноократию и он не освободится от своих бед. Он снова будет верно служить своей стране со всей своей “преданностью”. Будет рейдером, десантником, штурмовиком. Будет всё глубже погружаться в пучину безысходности. А потом сойдёт с ума. Или погибнет. Но парень то хороший… А что может Бортников? Майор… испытывал сожаление. У него был сын почти такого же возраста, и майор видел, как тому порой нужен совет понимающего взрослого. Даже в таком возрасте. Но не имел же он права советовать офицеру вражеской армии!
А на что он имел право?
Дать унатхам одеяла.
Вот и всё.
И личный ад продолжится.
